Странник с глазами цвета зимнего неба и душой, насквозь пропахшей дорожной пылью. Той, что он сам придумал и создал из порванных струн. Той, на которой играет каждый пролетающий мимо ветер.
Что такое дружба? Я закрываю глаза и вспоминаю.
Я вспоминаю до черноты загорелые тонкие руки и вечно расцарапанные спины и ноги. Я вспоминаю ворованные яблоки и сражения на жизнь, а на смерть на тонких прутиках. На них же потом мы жарили хлеб и воображали себя пещерными людьми. Вспоминаю полеты сквозь вселенную на куче старых досок и бешенные погни на старых потрепанны великах – мы воображали себя мушкетерами, гардемаринами (ни о тех ни о других мы ничего толком и не знали) да кем угодно, лишь бы вместе. Я вспоминаю обиды на всю жизнь, которые забывались уже к утру. Разбитые коленки, вывернутые руки и хрупкий домик на деревьях, секретные пороли и кодовые звонки…и клич: «Один за всех» - один на все времена.
Я вспоминаю, как мы взрослели, как я стал называть своими друзьями книги, а вы – совершенно незнакомых мне людей. C`est la vie. Но еще я помню, как рвалось к небу пламя костра, как трещали смолистые ветки, и мы пообещали другу: «Мы встретимся, обязательно встретимся!», я даже помню первые буквы наших имен вырезанные на коре старой ольхи.
Я вспоминаю тех, кто громче всех кричал «Горько!» на моей свадьбе и тех, чьи руки крепче всех обнимали меня на вечерах встреч выпускников. В детстве мы любили давать друг другу прозвища, и я помню каждое из них.
Я помню многое из того, что было, не помню только, почему уже который год я прихожу в этот лес один…один из всех.
Позади - бессонная ночь и тяжелый экзамен, позади длинный и нудный семестр. Мы сидим в маршрутке мечтая только об одном – выспаться. Вечеринка по поводу окончания очередного курс, развеселые тосты и песни и хороший фильм напоследок перед долгим расставанием – все это будет потом, а сейчас – спать, спать, спать…
На мое плечо падает тяжелая голова - сон не спрашивает, когда ему приходить – и я невольно подстраиваюсь – расслабляю плечо и несколько раз сжимаю кисть, разгоняя кровь, замедлю дыхание, подстраивая его под чужое, а на поворотах прижимаюсь щекой к колючему ежику волос, не давая ей скатиться - это уже почти привычка.
Как и привычка варить с утра кофе на двоих, даже зная, что вторая чашка не будет выпита, и искать свои тапки под чужой кроватью. По вечерам - киносеанс и порой, легкое беззлобное подстебывание вкусов друг друга, или творческий обмен – отгородившись друг от друга наушниками я-пишу, она-рисует…А по ночам, иногда, споры. Бесконечные споры-обсуждения, изливание душ и ковыряние в старых ранах, летающие в воздухе подушки, рубашки и прочие снаряды. Уступать в споре не хочется, а прервать его нет сил, и под утро нас мирит Морфей.
Дружеские посиделки в давно знакомой компании: кастрюля кофе, кастрюля глинтвейна и две тарелки сыры на закуску, в планах на вечер очередной ганста-муви…на мое плечо ложится светловолосая голова, и опять подстроившись под чужое дыхание, я уплываю в мир полуяви.
Я просыпаюсь на полу от того, что мне в лицо прилетает перчатка… абсолютно неуместная в мае черная кожаная перчатка, которая мне налезет разве что на нос.
-Это вызов?
-Ага. На дуэль. – И целых полчаса в комнате идет перестрелка всем, что попадается под руку. Итог битвы: четверо проснувшихся людей, одна потерянная перчатка, пара отклеившихся плакатов и изведенная на снаряды лекция по психологии.
Бесконечные разговоры сразу обо всем и ни о чем, не доигранные партии в шахматы, дружеские подначки, и их же слова одобрения, все это хочется запомнить навсегда,и поэтому однажды вечером я создаю вордовский документ, который не долго думая называю словами старой песни: «Моим друзьям». И я знаю, что бы не случилось, всегда останутся с нами короткие истории объединенные одним безликим героем и череда волков, лисиц, собак и людей, нашедших своих хозяев.
- Василий.
- Георгий. – Их рукопожатие – словно схватка двух давних врагов, краткое сильное.
Когда-то из-за выбора режиссёров им пришлось стать врагами, точнее – соперниками. На роль романтика-революционера выбрали более молодого Васю, справившегося с ролью прекрасно, но получившего от этого немало проблем.
-Ну давайте, ребята, знакомьтесь, общайтесь, учите роли, завтра - первая репетиция. И запомните, что бы ни было между вами в жизни, на сцене вы друзья. Лучшие друзья.
Сложно это, сыграть друзей на сцене, когда в жизни едва ли парой слов за весь день совместной работы перекидываешься. Сложно, а нужно.
- Ты же романтик, ро-ман-тик. Твоя роль: цветы в окно, пафосные речи и паданье в ноги по любому мало-мальски приемлемому поводу. Вся «бытовуха» - на мне, и на мою территорию – ни ногой, понял?
-Хорошо. – А ему, вроде как, и не нужна эта дружбы в жизни: роль он читает хорошо, правильно, совместные сцены отыгрывает ровно, без провисаний, но и без жара в голосе и с какой-то пустотой в глазах.
Да, эта дружба не нужна ни одному из них, но все же, когда до десяти часов в сутки приходится проводить на репетициях, то подкалывая, то страхуя друг друга, изучая манеры и интонации партнера, чтобы не дай бог не схалтурить самому, остаться прежними врагами невозможно.
- По-моему, ты здесь слишком циничен. Я не спорю, «соль» жизни – твоя стихия, но ведь ты ее любишь, даже столько лет спустя, любишь, так не бойся, покажи это.
-А знаешь, может ты и прав. В конце концов, ты же у нас главный герой-любовник. –Впервые эти слова произнесены без желания уколоть или поддеть.
«Два молодых актера, играющее друзей, пронесших свою дружбу сквозь столько временя, словно и не играю, а живут на сцене. Лучшие друзья в жизни, они так же легко и непринужденно разыгрывают друг друга, отвечая на наши вопросы». – Критики восприняли новый спектакль вполне благосклонно, хотя и режиссер, и первый помощник еще долго недоумевали, как же этими двум упрямцам удалось, наконец, помириться.
Я вспоминаю до черноты загорелые тонкие руки и вечно расцарапанные спины и ноги. Я вспоминаю ворованные яблоки и сражения на жизнь, а на смерть на тонких прутиках. На них же потом мы жарили хлеб и воображали себя пещерными людьми. Вспоминаю полеты сквозь вселенную на куче старых досок и бешенные погни на старых потрепанны великах – мы воображали себя мушкетерами, гардемаринами (ни о тех ни о других мы ничего толком и не знали) да кем угодно, лишь бы вместе. Я вспоминаю обиды на всю жизнь, которые забывались уже к утру. Разбитые коленки, вывернутые руки и хрупкий домик на деревьях, секретные пороли и кодовые звонки…и клич: «Один за всех» - один на все времена.
Я вспоминаю, как мы взрослели, как я стал называть своими друзьями книги, а вы – совершенно незнакомых мне людей. C`est la vie. Но еще я помню, как рвалось к небу пламя костра, как трещали смолистые ветки, и мы пообещали другу: «Мы встретимся, обязательно встретимся!», я даже помню первые буквы наших имен вырезанные на коре старой ольхи.
Я вспоминаю тех, кто громче всех кричал «Горько!» на моей свадьбе и тех, чьи руки крепче всех обнимали меня на вечерах встреч выпускников. В детстве мы любили давать друг другу прозвища, и я помню каждое из них.
Я помню многое из того, что было, не помню только, почему уже который год я прихожу в этот лес один…один из всех.
***
Позади - бессонная ночь и тяжелый экзамен, позади длинный и нудный семестр. Мы сидим в маршрутке мечтая только об одном – выспаться. Вечеринка по поводу окончания очередного курс, развеселые тосты и песни и хороший фильм напоследок перед долгим расставанием – все это будет потом, а сейчас – спать, спать, спать…
На мое плечо падает тяжелая голова - сон не спрашивает, когда ему приходить – и я невольно подстраиваюсь – расслабляю плечо и несколько раз сжимаю кисть, разгоняя кровь, замедлю дыхание, подстраивая его под чужое, а на поворотах прижимаюсь щекой к колючему ежику волос, не давая ей скатиться - это уже почти привычка.
Как и привычка варить с утра кофе на двоих, даже зная, что вторая чашка не будет выпита, и искать свои тапки под чужой кроватью. По вечерам - киносеанс и порой, легкое беззлобное подстебывание вкусов друг друга, или творческий обмен – отгородившись друг от друга наушниками я-пишу, она-рисует…А по ночам, иногда, споры. Бесконечные споры-обсуждения, изливание душ и ковыряние в старых ранах, летающие в воздухе подушки, рубашки и прочие снаряды. Уступать в споре не хочется, а прервать его нет сил, и под утро нас мирит Морфей.
Дружеские посиделки в давно знакомой компании: кастрюля кофе, кастрюля глинтвейна и две тарелки сыры на закуску, в планах на вечер очередной ганста-муви…на мое плечо ложится светловолосая голова, и опять подстроившись под чужое дыхание, я уплываю в мир полуяви.
Я просыпаюсь на полу от того, что мне в лицо прилетает перчатка… абсолютно неуместная в мае черная кожаная перчатка, которая мне налезет разве что на нос.
-Это вызов?
-Ага. На дуэль. – И целых полчаса в комнате идет перестрелка всем, что попадается под руку. Итог битвы: четверо проснувшихся людей, одна потерянная перчатка, пара отклеившихся плакатов и изведенная на снаряды лекция по психологии.
Бесконечные разговоры сразу обо всем и ни о чем, не доигранные партии в шахматы, дружеские подначки, и их же слова одобрения, все это хочется запомнить навсегда,и поэтому однажды вечером я создаю вордовский документ, который не долго думая называю словами старой песни: «Моим друзьям». И я знаю, что бы не случилось, всегда останутся с нами короткие истории объединенные одним безликим героем и череда волков, лисиц, собак и людей, нашедших своих хозяев.
***
- Василий.
- Георгий. – Их рукопожатие – словно схватка двух давних врагов, краткое сильное.
Когда-то из-за выбора режиссёров им пришлось стать врагами, точнее – соперниками. На роль романтика-революционера выбрали более молодого Васю, справившегося с ролью прекрасно, но получившего от этого немало проблем.
-Ну давайте, ребята, знакомьтесь, общайтесь, учите роли, завтра - первая репетиция. И запомните, что бы ни было между вами в жизни, на сцене вы друзья. Лучшие друзья.
Сложно это, сыграть друзей на сцене, когда в жизни едва ли парой слов за весь день совместной работы перекидываешься. Сложно, а нужно.
- Ты же романтик, ро-ман-тик. Твоя роль: цветы в окно, пафосные речи и паданье в ноги по любому мало-мальски приемлемому поводу. Вся «бытовуха» - на мне, и на мою территорию – ни ногой, понял?
-Хорошо. – А ему, вроде как, и не нужна эта дружбы в жизни: роль он читает хорошо, правильно, совместные сцены отыгрывает ровно, без провисаний, но и без жара в голосе и с какой-то пустотой в глазах.
Да, эта дружба не нужна ни одному из них, но все же, когда до десяти часов в сутки приходится проводить на репетициях, то подкалывая, то страхуя друг друга, изучая манеры и интонации партнера, чтобы не дай бог не схалтурить самому, остаться прежними врагами невозможно.
- По-моему, ты здесь слишком циничен. Я не спорю, «соль» жизни – твоя стихия, но ведь ты ее любишь, даже столько лет спустя, любишь, так не бойся, покажи это.
-А знаешь, может ты и прав. В конце концов, ты же у нас главный герой-любовник. –Впервые эти слова произнесены без желания уколоть или поддеть.
«Два молодых актера, играющее друзей, пронесших свою дружбу сквозь столько временя, словно и не играю, а живут на сцене. Лучшие друзья в жизни, они так же легко и непринужденно разыгрывают друг друга, отвечая на наши вопросы». – Критики восприняли новый спектакль вполне благосклонно, хотя и режиссер, и первый помощник еще долго недоумевали, как же этими двум упрямцам удалось, наконец, помириться.
-
-
21.02.2013 в 02:41От первого - хочется пойти и застрелиться, жизнь несправедлива.
Так что спасибо, что все же написала второй - жизнь все-таки прекрасна!
И мы, твои друзья, и ты, наш друг - мы прекрасны. Что доказывают твои рассказы.