Странник с глазами цвета зимнего неба и душой, насквозь пропахшей дорожной пылью. Той, что он сам придумал и создал из порванных струн. Той, на которой играет каждый пролетающий мимо ветер.
Вот какие черти в меня 20 лет понесли на этот спектакль? На спектакль о стариках.
Впрочем, «какие» - вопрос риторический. Василий Лановой и Ирина Купченко не черти, а великие/народные/заслуженные (нужное подчеркнуть), актеры Вахтанговского театра, а по совместительству – муж и жена.
Итак, «Последние луны» - спектакль, состоящий из двух одноактных пьес (по одной для каждого) объединенных одной общей темой – старость и одиночество.
Первый акт – бенефис Ланового.
Здесь нет имен, есть только Он, Она и Сын
.
Он, кажется, профессор или, может быть, композитор, а в пояснениях к тексту – просто очень старый человек. Его можно рисовать под линейку: высокий лоб, прямой нос, резко очерченные линии скул и подбородка; спина идеально прямая, и о стрелки на брюках можно порезаться; длинные седые волосы аккуратно лежат на гордо расправленных плечах и невозможно оторваться от завораживающего блеска глаз.
Она – воспоминание о давно ушедшей жене. Единственная, с кем он может поговорить, навеки покидая родной дом. Они играют почти не глядя друг на друга, но все же кажется, что на сцене она – для него, он – для нее и совсем чуть-чуть они – для зрителей.
Человек – единственное создание во всей вселенной, которое точно знает, что умрет.
Человек умирает, когда смиряется: со старостью, с болезнью, и с тем, что отражение его насмехается над ним, а тело (а иногда и разум), начинают подводить. А еще, с тем, что культура его, высокая, как кафедральный собор, больше никому не нужна, что мир изменился.
Это история об ушедшей жизни, и Он это понимает, принимает, но все же, ему страшно. Он был(а по словам жены до сих пор остался) красивым мужчиной, но теперь…теперь его гораздо больше заботит вопрос, хватит ли ему 20 пар трусов том доме призрения, кода он идет по своему выбору, но все же не желая этого. Просто старик-профессор слишком горд, чтобы признаться перед кем-то кроме жены, что ему страшно, что ему нужна помощь сына любовь детей и внуков…А может быть он считает, что просто этого не достоин.
Их сын не хорош и не плох, он просто погублен родителями-экспериментаторами…Он остыл, высох, и теперь: «Это было твое решение, и я счел его благоразумным».
Конец предрешен: слова сказаны, собраны вещи, и уже придумана красивая легенда, объясняющая отсутствие дедушки, а «Вилла Отрада» уже ждет своего нового постояльца, и все же…когда они обнимаются, со слезами на глазах, так хочется верить, что все еще можно переиграть, отменить… Но, увы, нет.
Лановой играет до слез, своих и зрительских: седовласый романтик и сердцеед в хорошем костюме и дорогом пальто, опираясь на трость и салютуя шляпой жене, входит в ту дверь, через которую когда-то вошла она. Прозрачный такой намек. На этом коротком пути он спотыкается, и вместе с ним, кажется, спотыкается сердце.
Их встреча и их прощание.
Занавес. Антракт. Я судорожно моргаю, стараясь погнать муть в глазах.
И даже несколько дней спустя, при написании первых набросков, у меня дрожат пальцы. Что же это за одиночество, что заставляет разговаривать с мертвыми, что за гордость, что заставляет так себя наказывать?
Во втором акте в свои права вступает Ирина Купченко.
«Тихая ночь» - история женщины, Матери.
Она в доме престарелых уже несколько лет, и теперь снова, словно в раннем детстве, с нетерпением ждет Рождества и надеется на рождественское чудо. Она хочет домой, к сыну, к внукам, подальше от этого Ада, сводящего с ума нестройным хором старческих голосов, репетирующих"Stille Nacht", да только сын – успешный бизнесмен на новом Мерседесе, не спешит ее забирать. Ему нужна не мать, а её подпись на документах о продаже недвижимости. А дома гости, и свободных комнат же не осталось…
И если старость Ланового была интеллигентной, в чем-то даже завораживающей, как музыка Баха, старость Купченко напоминает нам о том, что время отнимает еще и разум.
Она словно немного не в себе: то жалуется на то, что рано заставляют ложиться спать, а потом заявляет, что главврач к ней пристает. Гордо демонстрирует новый наряд, купленный на распродаже, потом, переодевшись в толстую серую кофту, обреченно замирает на кровати. То гримасничает, изображая обитателей пансиона, то превращается в расчетливую бизнес-леди.
Без конца повторяемые вопросы, рассказы о теории и практике забоя быков на скотобойне, разговоры, разговоры, разговоры… и все с одной целью хоть чуть задержать сына, любимого, на смотря ни на что.
В самом конце спектакля хор из тех, кто остается в доме на Рождество, наконец выходит на сцену и герои двух пьес наконец встречаются. В каком-то непонятном черном халате и красной лыжной шапочке Он совсем не похож на того профессора, с которым мы попрощались всего час назад. Кажется, это отсылка к окончанию первой пьесы, тому, что нам так и не показали. К счастью.
И снова занавес, и снова слезы в глазах. Аплодисменты. И я сидя в Брянске, хлопаю им, принимающим цветы там, на Арбате.
Цветы несут в основном Василию Семеновичу, а он, в мгновение ока вновь превратившись в красавца-профессора, отдает и своей жене. Той, которая Мать, а не той, которая Она.
-
-
15.04.2013 в 08:49-
-
15.04.2013 в 23:11Рада, что мой отзыв вам понравился. Спектакль действительно замечательный, и впечатления от него не отпускали очень долго.