Странник с глазами цвета зимнего неба и душой, насквозь пропахшей дорожной пылью. Той, что он сам придумал и создал из порванных струн. Той, на которой играет каждый пролетающий мимо ветер.
Лирическое отступление, имеющее косвенное отношение к спектаклю. Собственно отзыв - под картинкой.Есть в мировой литературе несколько произведений, к чтению которых нельзя приступить «с чистого листа». Например, еще до того, как взять в руки книгу «Граф Монте-Кристо», мы знаем, что граф сбежит из замка Иф и всем отомстит, да и события «Смерти Артура» в ряд ли окажутся для кого-то абсолютно неизвестными. А историю Асоль и Грея мы, кажется, вообще узнаем еще до того, как учимся читать.
С «Анной Карениной» та же история.
В первом классе родители любили задавать мне вопрос: «Зачем Герасим утопил Анну Каренину?» И уже тогда я знала ответ: «Герасим утопил Му-Му, а Анна Каренина бросилась под поезд». Ну бросилась и бросилась, класса до пятого мне этого хватало.
Затем мне рассказали, что она бросилась под поезд от несчастной любви. Бросила мужа и бросилась под поезд – странная была женщина. Как выяснилось позднее, мужа она бросила ради гада-Вронского, который ее сначала соблазнил, а потом разлюбил, и поэтому…ну, вы знаете. Потом, правда, оказалось, что не такого уж и гада, да и кто кого соблазнял вопрос спорный. Относительную ясность в этот вопрос внесли две экранизации. Современная американская, с Кирой Найтли, Джудом Лоу и Ароном Тейлором-Джонсоном и старая советская, с Татьяной Самойловой, Николаем Гриценко и Василем Лановым. Так все точки были расставлены над «i», а персонажи обрели лица.
На этом бы, возможно, все и закончилось, да только я узнала, что есть еще одна вариация на тему вечного треугольника в хореографическом исполнении актеров-вахтанговцев Ольги Лерман, Евгения Князева и Дмитрия Соломыкина. И поскольку очень сомнительно, что они доберутся с гастролями до Брянска…было решено, что надо срочно защищать диплом, брать билеты, бинокль и ехать смотреть на танцующего Князева. А перед этим хорошо бы прочитать книгу, на всякий случай, чтобы уж точно понять, что два с лишним часа будут без единого слова рассказывать актеры на сцене.
Скажу сразу, книгу я до начала спектакля дочитать не успела, но, как потом оказалось, оно и к лучшему.
Итак, восемь часов в дороге, тридцать мнут на вокзале, сорок в метро и вот я, почти за два с половиной часа до начала спектакля, бреду по Арбату в поисках того самого Вахтанговского. Не найти его…сложно. Огромная афиша «Евгений Онегин», люди с цветами и тот самый знаменитый фонтан Хрустальная Турандот значительно облегчают поиск. На Арбате играют уличные музыканты и рисуют портреты уличные художники, спешат куда-то люди, гуляют туристы, а я брожу туда-сюда в поисках цветов.
За пятнадцать минут до начала мы входим в зал. Убрав под кресло тяжелый рюкзак, и положив на бордюр амфитеатра белую розу, я надеваю очки и достаю бинокль. Из динамиков звучит знакомый голос, просящий отключит мобильные телефоны, медленно гаснет свет, и сердце пропускает один удар. Вот-вот начнется чудо.
Свет, звуки прибывающего поезда, люди на сцене напряжено вглядываются в зал, словно пытаясь найти среди 1800 зрителей кого-то знакомого. Медленно скольжу взглядом по их лицам, настраивая бинокль. У Мироздания определенно есть чувство юмора, когда резкость, наконец, приходит в норму, я понимаю, что на меня смотрят вот такие вот глаза вот эти вот глаза
. К слову, при десятикратном увеличении кажется, что актеры находится буквально в паре метров. Алексей Александрович Каренин с сыном Сережей встречают Анну из Москвы. Уже одна эта сцена завораживает, и не потому, что Каренин – Князев, а потому, как резко он, в своем черном с мехом пальто и белым шарфом на шее, выделяется на фоне остальных. Ну и конечно же его тигриная (хотя здесь он скорее напоминает пантеру) пластика, которая не столько видна, сколько угадывается за спинами встречающих.
Дальше… А дальше можно просто начинать пересказывать роман, ибо рассказывать словами танцы – дело безнадежное.
Вот то самое знаменитое «Все смешалось в доме Облонских»: Стиву, причесанного и напомаженного, в спину подталкивают, чтобы он помирился с женой. Вот бал у Щербацких, вот танец Анны и Вронского, мечущийся из угла в угол Левин и занятый делами в министерстве Каренин. Слова Льва Толстого в памяти, конечно, не всплывают, но ход романа угадывается без труда.
Кажется, поначалу я слишком зациклилась на том, чтобы вспомнить (или угадать), что было в романе, вместо того, чтобы позволить эмоциям самим подсказать верное решение. Все-таки, здесь не надо угадывать, здесь надо почувствовать героев.
Вот Вронский, молодой блестящий офицер, в свое удовольствие ухаживающий за Кити, гордый, статный. Вот он же, танцующий с Анной, молодой, наивный, и уже без памяти влюбленный в нее.
Анна, хрупкая, воздушная, словно птица, которой дали расправить крылья. Совсем не такая, какой ее представляешь, читая книгу, но при этом..ээм..правильная. Ведь той Анне, что в конце книги бросилась под поезд, не было и 30, а мужу ее, было, кажется, 48.
Бетси Тверская, хозяйка модного салона, кузина Вронского – огненно-красное пятно на фоне преимущественно черно-белых нарядов. Красавица, как перчатки меняющая любовников при живом муже, и ничуть от этого не страдающая. Ни муками совести, ни презрением света.
И, естественно, Каренин. На фоне остальных – слишком статичный, слишком серьезный, словно стоящий на недосягаемой для других высоте. Завораживающий простыми движениями – манерным похрустыванием пальцами, вращением книги в руках, шагающий, и точно знающий, что под его ногой окажется стул, или ставящий книгу на воображаемую полку за спиной, и слегка задерживающий руку, словно видящий, что несущие огромную стопку книг служащие чуть-чуть запаздывают. Немного презрительный – чего стоит хотя бы тот исполненный брезгливости жест, следующий за многочисленными рукопожатиями, - он входит в салон Бетси, и руки Гостей складываются в лавровые ветви и него над головой. Лавровые ветви, или все же рога?
Первый акт заканчивается объяснением после происшествия на скачках, и в этой сцене даже не знаешь, на кого смотреть: на сдержанно кипящего и от этого еще более пугающего Каренина или не хрупкую, отчаянно рвущуюся на свободу Анну. Сложно сказать, чьи движения завораживают больше, чьи глаза и чьи руки приковывают взгляд.
На долю второго акта приходится большая часть тех событий романа, о которых я знаю лишь по экранизациям. И знаете что, я рада, что так получилось.
Второй акт смотрится полностью на эмоциях. Недолговечное счастье Анны и Вронского, ее тоска по сыну. Их встреча – тоненьких мостик из стульев, по которому она бежит к сыну и который рушится за ее спиной – трогательные объятия и прерывающий их жесткий взгляд мужа.
И тот же муж, почти не изменившись, аккуратно, почти нежно, берет на руки самое дорогое, что осталось в его жизни.
Сцена награждения: триумф, лавры, чествования и блестящая звезда на том месте, где когда-то было сердце.
И, наконец, то, что так сложно было смотреть в обеих экранизациях – страдания Анны. Здесь их почти чувствуешь. Ольге Лерман не надо играть то, что писал Толстой – боль, скрываемую под маской безразличия – здесь она может честно показать все то, что она чувствует. Свет презрел ее, ее лишили сына, а любовь, ради которой она пошла на это, постепенно гаснет. Вронский все чаще оставляет ее одну, и она мечется, мечется, безуспешно пытаясь вернуть его, отнять его у друзей, ревнует страдает и под конец… Под стук стульев так похожий на стук колес она уходит в темноту, и из за кулис в нее летят те же стулья.
Тишина, аплодисменты и ощущение бегущих по спине мурашек. Только что, без единого слова(единственное исключение – ария а опере), на сцене показали одну из самых известный историй мировой литературы. Рассказали ее движениями, взглядами и прикосновениями так, что невольно захотелось задуматься: «Их всех одинаково жаль, они все одинаково несчастны, но кто виноват в их несчастье?»
Актеры выходят на поклон, и на последних четырех (Миша Дергачев - Сережа, Дмитрий Соломыкин – Вронский, Евгений Князев – Каренин и Ольга Лерман - Анна) в зале не смолкают крики «Браво!».
Время бежать дарить цветы. Кому? Конечно же Евгению Владимировичу, но было бы нечестно не сказать, что, пусть даже лишь на секунду, у меня мелькнула мысль: «А может Анне?»
Но все же, роза – ему. Не просто за роль Каренина, но и за Ларсена, Арбенина, Германна, Незнамова, за Гришу Плоткина и Вольфа Мессинга. За волшебный голос, читающий стихи и книги у меня в наушниках.
У него теплые руки. Теплые, мягкие, широкие и явно очень сильные.
Я рада, что мне удалось подарить цветы именно человеку, широко улыбающемуся и довольному проделанной работой человеку, в теплых карих глазах и улыбке которого не было и следа той холодности и пустоты, с которой отныне будет смотреть на мир Алексей Каренин.
Что-то вроде шутки…Сейчас, рассматривая билет и просматривая папку с картинками для поста, наткнулась на забавное сходство. Фирменный вахтанговский нос)
И еще. В спектакле очень много действий происходит на полу: герои падают, садятся на него, хватают друг друга за ноги и т.д. Комментарий одного из зрителей в антракте добил: «Везде пол моют тряпками, и только тут – народными артистами».
С «Анной Карениной» та же история.
В первом классе родители любили задавать мне вопрос: «Зачем Герасим утопил Анну Каренину?» И уже тогда я знала ответ: «Герасим утопил Му-Му, а Анна Каренина бросилась под поезд». Ну бросилась и бросилась, класса до пятого мне этого хватало.
Затем мне рассказали, что она бросилась под поезд от несчастной любви. Бросила мужа и бросилась под поезд – странная была женщина. Как выяснилось позднее, мужа она бросила ради гада-Вронского, который ее сначала соблазнил, а потом разлюбил, и поэтому…ну, вы знаете. Потом, правда, оказалось, что не такого уж и гада, да и кто кого соблазнял вопрос спорный. Относительную ясность в этот вопрос внесли две экранизации. Современная американская, с Кирой Найтли, Джудом Лоу и Ароном Тейлором-Джонсоном и старая советская, с Татьяной Самойловой, Николаем Гриценко и Василем Лановым. Так все точки были расставлены над «i», а персонажи обрели лица.
На этом бы, возможно, все и закончилось, да только я узнала, что есть еще одна вариация на тему вечного треугольника в хореографическом исполнении актеров-вахтанговцев Ольги Лерман, Евгения Князева и Дмитрия Соломыкина. И поскольку очень сомнительно, что они доберутся с гастролями до Брянска…было решено, что надо срочно защищать диплом, брать билеты, бинокль и ехать смотреть на танцующего Князева. А перед этим хорошо бы прочитать книгу, на всякий случай, чтобы уж точно понять, что два с лишним часа будут без единого слова рассказывать актеры на сцене.
Итак, восемь часов в дороге, тридцать мнут на вокзале, сорок в метро и вот я, почти за два с половиной часа до начала спектакля, бреду по Арбату в поисках того самого Вахтанговского. Не найти его…сложно. Огромная афиша «Евгений Онегин», люди с цветами и тот самый знаменитый фонтан Хрустальная Турандот значительно облегчают поиск. На Арбате играют уличные музыканты и рисуют портреты уличные художники, спешат куда-то люди, гуляют туристы, а я брожу туда-сюда в поисках цветов.
За пятнадцать минут до начала мы входим в зал. Убрав под кресло тяжелый рюкзак, и положив на бордюр амфитеатра белую розу, я надеваю очки и достаю бинокль. Из динамиков звучит знакомый голос, просящий отключит мобильные телефоны, медленно гаснет свет, и сердце пропускает один удар. Вот-вот начнется чудо.
Свет, звуки прибывающего поезда, люди на сцене напряжено вглядываются в зал, словно пытаясь найти среди 1800 зрителей кого-то знакомого. Медленно скольжу взглядом по их лицам, настраивая бинокль. У Мироздания определенно есть чувство юмора, когда резкость, наконец, приходит в норму, я понимаю, что на меня смотрят вот такие вот глаза вот эти вот глаза
. К слову, при десятикратном увеличении кажется, что актеры находится буквально в паре метров. Алексей Александрович Каренин с сыном Сережей встречают Анну из Москвы. Уже одна эта сцена завораживает, и не потому, что Каренин – Князев, а потому, как резко он, в своем черном с мехом пальто и белым шарфом на шее, выделяется на фоне остальных. Ну и конечно же его тигриная (хотя здесь он скорее напоминает пантеру) пластика, которая не столько видна, сколько угадывается за спинами встречающих.Дальше… А дальше можно просто начинать пересказывать роман, ибо рассказывать словами танцы – дело безнадежное.
Вот то самое знаменитое «Все смешалось в доме Облонских»: Стиву, причесанного и напомаженного, в спину подталкивают, чтобы он помирился с женой. Вот бал у Щербацких, вот танец Анны и Вронского, мечущийся из угла в угол Левин и занятый делами в министерстве Каренин. Слова Льва Толстого в памяти, конечно, не всплывают, но ход романа угадывается без труда.
Кажется, поначалу я слишком зациклилась на том, чтобы вспомнить (или угадать), что было в романе, вместо того, чтобы позволить эмоциям самим подсказать верное решение. Все-таки, здесь не надо угадывать, здесь надо почувствовать героев.
Вот Вронский, молодой блестящий офицер, в свое удовольствие ухаживающий за Кити, гордый, статный. Вот он же, танцующий с Анной, молодой, наивный, и уже без памяти влюбленный в нее.
Анна, хрупкая, воздушная, словно птица, которой дали расправить крылья. Совсем не такая, какой ее представляешь, читая книгу, но при этом..ээм..правильная. Ведь той Анне, что в конце книги бросилась под поезд, не было и 30, а мужу ее, было, кажется, 48.
Бетси Тверская, хозяйка модного салона, кузина Вронского – огненно-красное пятно на фоне преимущественно черно-белых нарядов. Красавица, как перчатки меняющая любовников при живом муже, и ничуть от этого не страдающая. Ни муками совести, ни презрением света.
И, естественно, Каренин. На фоне остальных – слишком статичный, слишком серьезный, словно стоящий на недосягаемой для других высоте. Завораживающий простыми движениями – манерным похрустыванием пальцами, вращением книги в руках, шагающий, и точно знающий, что под его ногой окажется стул, или ставящий книгу на воображаемую полку за спиной, и слегка задерживающий руку, словно видящий, что несущие огромную стопку книг служащие чуть-чуть запаздывают. Немного презрительный – чего стоит хотя бы тот исполненный брезгливости жест, следующий за многочисленными рукопожатиями, - он входит в салон Бетси, и руки Гостей складываются в лавровые ветви и него над головой. Лавровые ветви, или все же рога?
Первый акт заканчивается объяснением после происшествия на скачках, и в этой сцене даже не знаешь, на кого смотреть: на сдержанно кипящего и от этого еще более пугающего Каренина или не хрупкую, отчаянно рвущуюся на свободу Анну. Сложно сказать, чьи движения завораживают больше, чьи глаза и чьи руки приковывают взгляд.
На долю второго акта приходится большая часть тех событий романа, о которых я знаю лишь по экранизациям. И знаете что, я рада, что так получилось.
Второй акт смотрится полностью на эмоциях. Недолговечное счастье Анны и Вронского, ее тоска по сыну. Их встреча – тоненьких мостик из стульев, по которому она бежит к сыну и который рушится за ее спиной – трогательные объятия и прерывающий их жесткий взгляд мужа.
И тот же муж, почти не изменившись, аккуратно, почти нежно, берет на руки самое дорогое, что осталось в его жизни. Сцена награждения: триумф, лавры, чествования и блестящая звезда на том месте, где когда-то было сердце.
И, наконец, то, что так сложно было смотреть в обеих экранизациях – страдания Анны. Здесь их почти чувствуешь. Ольге Лерман не надо играть то, что писал Толстой – боль, скрываемую под маской безразличия – здесь она может честно показать все то, что она чувствует. Свет презрел ее, ее лишили сына, а любовь, ради которой она пошла на это, постепенно гаснет. Вронский все чаще оставляет ее одну, и она мечется, мечется, безуспешно пытаясь вернуть его, отнять его у друзей, ревнует страдает и под конец… Под стук стульев так похожий на стук колес она уходит в темноту, и из за кулис в нее летят те же стулья.
Тишина, аплодисменты и ощущение бегущих по спине мурашек. Только что, без единого слова(единственное исключение – ария а опере), на сцене показали одну из самых известный историй мировой литературы. Рассказали ее движениями, взглядами и прикосновениями так, что невольно захотелось задуматься: «Их всех одинаково жаль, они все одинаково несчастны, но кто виноват в их несчастье?»
Актеры выходят на поклон, и на последних четырех (Миша Дергачев - Сережа, Дмитрий Соломыкин – Вронский, Евгений Князев – Каренин и Ольга Лерман - Анна) в зале не смолкают крики «Браво!».
Время бежать дарить цветы. Кому? Конечно же Евгению Владимировичу, но было бы нечестно не сказать, что, пусть даже лишь на секунду, у меня мелькнула мысль: «А может Анне?»
Но все же, роза – ему. Не просто за роль Каренина, но и за Ларсена, Арбенина, Германна, Незнамова, за Гришу Плоткина и Вольфа Мессинга. За волшебный голос, читающий стихи и книги у меня в наушниках.
У него теплые руки. Теплые, мягкие, широкие и явно очень сильные.
Я рада, что мне удалось подарить цветы именно человеку, широко улыбающемуся и довольному проделанной работой человеку, в теплых карих глазах и улыбке которого не было и следа той холодности и пустоты, с которой отныне будет смотреть на мир Алексей Каренин.
Что-то вроде шутки…Сейчас, рассматривая билет и просматривая папку с картинками для поста, наткнулась на забавное сходство. Фирменный вахтанговский нос)
И еще. В спектакле очень много действий происходит на полу: герои падают, садятся на него, хватают друг друга за ноги и т.д. Комментарий одного из зрителей в антракте добил: «Везде пол моют тряпками, и только тут – народными артистами».
@темы: театр