Странник с глазами цвета зимнего неба и душой, насквозь пропахшей дорожной пылью. Той, что он сам придумал и создал из порванных струн. Той, на которой играет каждый пролетающий мимо ветер.
У нас в универе методологию читает Шурф.
Анатолий Петрович - высокий, широкоплечий, слегка занудный и спокойный, как два удава. Впрочем, до недавнего времени на это все можно было не обращать внимание.
На вчера, когда к нам на пару заглянул кто-то из преподов, он сначала завис, а потом заявил: "Филология - страшная наука. Любую ошибку в речи собеседника хочется немедленно проанализировать и исправить".
Плюс, по инязу до сих пор ходит байка по то, что "это немедленно надо записать в книжечку".
Анатолий Петрович - высокий, широкоплечий, слегка занудный и спокойный, как два удава. Впрочем, до недавнего времени на это все можно было не обращать внимание.
На вчера, когда к нам на пару заглянул кто-то из преподов, он сначала завис, а потом заявил: "Филология - страшная наука. Любую ошибку в речи собеседника хочется немедленно проанализировать и исправить".
Плюс, по инязу до сих пор ходит байка по то, что "это немедленно надо записать в книжечку".